Флорин Xoleric

Петля

Максим выкрутил колесико громкости до упора вправо. Он надеялся, музыка заглушит его мысли. Он знал о таком эффекте. Дима слушал тяжелый рок, когда писал очередной роман, закрывал дверь в мир, так он говорил.

В отражении на лобовом стекле мерцал голубой экран мобильника. Максим схватил трубку и выплюнул слова в микрофон:

- Оставьте меня.

- Макс, это я, Лиза. Я никак не могла найти твой новый номер. Вика подсказала.

Максим не взбесился. Лиз – жена его брата, Димы – никогда не оставляла его, но ее поддержка не казалось назойливой. Она отлично понимала, как тяжело Максиму, но не давила на это. Лиз просто была на связи.

- Ты доехал? – этот вопрос Лиза задала очень аккуратно, вкрадчиво, так скребется кошка под дверью кухни, прося добавки.

- Нет, немного осталось. – Он бросил взгляд на карту, что лежала на пассажирском сидении.

Максим крупный, но не толстый, мужчина невысокого роста. Его голова похожа на дыню: круглая, желтая, а лицо так же испещрено сеткой мелких морщин. Ему всего сорок, но он кажется гораздо старше. Под редкими бровями – тусклые глаза, а над верхней губой пышные усы.

- Будь осторожен…

- Я позвоню, как доеду. – Максим прервал ее. – Будем оставаться на связи, пока. – Он не стал дожидаться ответа, быстро завершил звонок и бросил телефон в бардачок.

Душевные терзания шли в стороне, пока Максим служил. Но недавно контракт кончился, а в продлении ему отказали. Казалось, что он и его муки – это поезда: вот они ехали, не пересекаясь, но, в конце концов, поезд его службы прибыл в депо, а поезд воспоминаний с радостью остановился рядом.

- Я буду осторожен, - сквозь зубы произнес Максим и, не снижая скорость, наклонился за банкой «Туборга».

Когда он перевел взгляд на дорогу, он только успел заметить, как под капотом его «Патриота» 2000 года что-то исчезло. Такое впечатление, что он переехал… В следующий миг его швырнуло на руль. Он ударил по тормозам, и машина остановилась посреди дороги, визжа колодками.

Еще год назад Максим сразу выскочил бы, но сегодня он остался сидеть. Он выпрямился в сидении и отстегнул ремень безопасности.

Максим выключил зажигание и вышел, предварительно взяв очередное банку пива из отделении между сидениями, где плотно лежали еще четыре. Он хлопнул дверью автомобиля и зажал на брелоке ключей кнопку блокировки. Машина издала тихое пиликанье.

Дул легкий ветер. Максим открыл банку и отпил. Пиво было прохладным и приятным, а на вкус напоминало газированный лекарственный отвар. Кажется, оно еще из первой упаковки за день.

Максим посмотрел в сторону тела. На земле лежало то, что напоминало черный полиэтиленовый пакет больших размеров для мусора, гангстеры в таких прячут убитых. 

Максим двинулся к трупу, конечно, уже трупу, но через пару метров изменил направление. От девушки к лесу тянулся след красных пятен. Максим понимал, что это не краска так же ясно, как и то, что в мешке – труп девушки. По асфальту рассыпались свалявшиеся светлые волосы, похожие на кожуру бананов, а с другой стороны черного одеяния торчали голые ступни изящных ног.

В Высоково Максима никто не ждал. Когда-то там жила его бабка. Она умерла, ее дом достался ему, хотя платил за него брат. Высоково делился на две части: новую, которую принимали за основную, и старую, частную. При населении больше двадцати тысяч лишь тридцатая часть жила в последней.

Месяц назад Максим принял решение двинуть туда, тихо, незаметно для всех, особенно для Лизы. Он хотел просыпаться после обеда, а потом идти в местный кабак и пить до того состояния, когда его будут тащить домой, а все вокруг – показывать на него пальцем. Но, раз изначальные планы уже начали разрушаться, ему не показалось очень критичным, если он пойдет и посмотрит, куда ведет кровавый след.

Проехав последний перекресток, ни одна машина не просвистела мимо. Благо, вдоль этой дороги полицейские предпочитали не стоять. Максим осмотрелся: да, в этой лесопосадке им делать нечего, никто не остановится.

Максим сделал еще глоток, вздохнул полной грудью и пошел к кромке леса. Ели стояли густо, их зеленые ветки плотно закрывали проходы между деревьями, но вокруг одного из них все были поломаны. Максим прошел, одна ветка чиркнула по щеке.

Всего в полусотне метров от дороги он нашел место, где следы оканчивались. Не заметить его было сложно. Пять потухших свечей стояли в углах кровавой звезды, вписанной в круг. В центре горела шестая. Она изображала тянущегося куда-то человека. Дребезжащее пламя плавило воск, он стекал на человека, делая его образ неузнаваемым. Максиму показалось, что этот процесс пошел быстрее, когда он начал наблюдать за ним.

- Хренова сатанистка, так тебе и надо было.

Максим допил пиво и швырнул банку в свечу.

- Трехочковый! – Он вскинул кулак вверх, усмехнулся и двинулся обратно.

На обратном пути он вспоминал, как шесть лет назад бабка позвонила ему, он тогда еще удивился, что у нее есть телефон, и сообщила, что завещает свой дом. Оказалось, платить за него можно было дистанционно. Пара звонков, и Дима согласился делать это сам за свои деньги, с одним условием: у Максима всегда будет время заняться здоровьем брата. Обещания Максима ценились.

Дима сгорел от лихорадки за пять дней. Он не оставил брату никакой предсмертной записки, но Максим знал, что бы в ней было, существуй она. Наверняка пара слов: «Ты не виноват». Но с этим Максим был не согласен, он мог отказаться от той злополучной командировки, что их разлучила, но не сделал этого.

Максим вышел на дорогу и остановился, как вкопанный. Он мог увидеть себя со стороны: в этот момент в фильмах герои наступают на грабли, а те бьют им по лбу. Черенком его грабли было сбитая им девушка в черной рясе-мешке, а, точнее, ее отсутствие. Вдоль дороги шли черные следы протекторов, поперек – кровавые капли, все, пусто!

Вокруг похолодало, а в животе у Максима что-то свернулось. Комок медленно поднялся к горлу и там остановился.

Максим быстро подошел к машине, постоянно мотая дыней по сторонам. Сегодня он точно не бросит пить, в городе стоит зайти еще за упаковкой «Туборга».

Он дернул дверь, она не поддалась. Максим вспомнил, что заблокировал автомобиль, достал ключи, но уронил их. Ему стало невыносимо холодно, хотя подмышками распускались пятна, а струйки пота стекали по короткой шее. Он наклонился и протянул ладонь за ключами, на нее упала капля крови. Он провел тыльной стороной ладони под носом, часто заморгал и уставился на тонкий кровавый развод.

Максим схватил ключи, разблокировал дверь и быстро уселся за руль. Он тяжело и натужно дышал, прямо как котел в машинном отсеке корабля. Он взял еще одну банку пива, вскрыл ее, глотнул. Можно было бы позвонить по телефону Лизе, но стоило ли оно того? Нет, очевидно, нет. Максим включил зажигание и двинул в сторону города.

Он проехал старый знак, гласящий: «Высково». Казалось, рядом со знаком когда-то взорвали баллончик с рыжей краской, настолько он заржавел. Город сомкнулся позади него; он начинался сразу же, как кончался лес.

Лет пять назад к Максиму привезли молодого парня, который пустил себе пулю в лоб за то, что пристрелил собственного командира, пока стоял на посту. История, граничащая с фантастикой. Максим не верил, что этот бледный очкарик, чьи прыщи на носу расцветали в настоящие родинки при виде девушек, мог действительно крикнуть: «Стой, где стоишь!», да еще и выстрелить за нарушение границ охраняемого объекта.

Максим уже совершенно точно знал, как ему провести окончание этого безумного дня. Будь он тем тощим очкариком, он вполне мог вышибить себе мозги, благо, поводов было навалом: страх, убийство, хоть и необычное, потеря близких, но он не был худым и не носил очки, как минимум.

Максим поехал прямо по главной улице. Он надеялся найти там бар, устроиться в уголке, пропустить пару кружек, а потом отправиться домой. Ему повезло.

В центре, в окружении множества мелких магазинчиков и покосившихся ларьков, стояло старое одноэтажное здание с надписью на вывеске: «Нектар». Название подходит идеально, этот  город забыт и напоминает кладбище с кривыми надгробьями,  а во главе их – самое убогое, «Нектар», но из-за названия все сразу рвутся сюда, подумал Максим.

Он заехал и остановился в углу стоящей рядом стоянки. Она пустовала, но Максим удивился, что она здесь вообще есть. Он вышел из машины, немного покачиваясь, как выходит из автомобиля толстый полицейский, осмотрелся и пошел в другой угол помочиться. Он был спокоен, хотя для этого потребовались оставшиеся четыре банки пива.

В его голове мелькнула мысль: кровь, не осталась ли на бампере кровь? Он не верил, что кто-нибудь поднял бы шум из-за этого, если бы там была пара капель, но если там разводы? Ему вновь стало не по себе, но почти сразу, как внутри зашевелился противный зверек страха, он успокоил себя мыслью о двух упаковках холодного пива.

Максим нетвердым шагом подошел к машине и присел на корточки. Никаких разводов на бампере не было, фары не разбиты, но дешевая решетка радиатора немного погнулась. Говорила мне Лиза: «Купи нормальную, вдруг опять в знак влетишь?», подумал он.

В прошлом месяце ему пришлось заменить кое-какие части корпуса, поскольку пьяным он частенько сшибал мусорные урны, знаки и подобные мелкие препятствия городских джунглей. Он ухмыльнулся воспоминаниям: они выехали с Лиз на заброшенное футбольное поле, выставили полосу из стеклянных бутылок из-под пива, своих и тех, что хватало кругом, и ездили, пока ни одной целой не осталось. Итогом вечера стали три шины и два диска под замену.

Никто, кроме детей, не ходит и не осматривает все машины, да, кроме них, никто вообще ничего не хочет замечать. Можно быть спокойным.

В бардачке он нашел несколько мятых салфеток, так что кровь носом он остановил и за свой внешний вид не беспокоился. В гавайской рубашке и классических черных брюках он смотрелся забавно и нелепо.

После летнего солнца на главной улице внутри было ослепительно темно. Через некоторое время глаза привыкли к приятному полумраку. Богом забытое место, пол устлан серым кафелем, в некоторых местах разбитым. В зеркале сразу напротив входной двери яркий свет переливался миражом, а Максим в отражении был похож на ангела. Пахло жареными сосисками и сладким алкоголем.

Максим, как и хотел, сразу уселся за столик в углу. Стул для него немного мелковат, но выбирать не приходилось.

Через пару минут он уже потягивал первую кружку пенящегося пива, а вскоре ему составил компанию какой-то старый колхозник. Максим и не заметил, как помещение наполнилось людьми, совсем непохожих на жителей частного района.

- Ты у нас новенький? – спросил старик. Голос у него был гнусавый, как у подростка.

Алкоголь развязывал язык, Максим лишь беспокоился, чтобы не сболтнуть лишнего.

- В каком смысле новенький? – Максим задал встречный вопрос, от которого старик рассмеялся.

- Я могу с полной уверенностью сказать, что с тобой случилось, пока ты ехал сюда. Ты совершил большую ошибку, что не развернулся. – Старик сделал паузу, а потом продолжил. – Значит, судьба у тебя такая, муха.

Максим сразу простил колхознику это слово, но зверек беспокойства внутри него снова зашевелился, он чувствовал неуловимую связь в этом сравнении Максим – муха. Внезапно в баре стало подозрительно тихо, слышно было только, как посетители ставят бутылки и банки на столики, Максим резко повернулся в тесном стуле. Все смотрели на барную стойку: убогий бездомный допил выпивку, а затем, как мешок с картошкой, он медленно накренился и, наконец, упал со стула. Красное пятно крови расползалось вокруг его головы и недвусмысленно намекало на то, что старик больше не встанет.

Все вернулись к своей выпивке. Двое вышибал, неизвестно откуда взявшихся, взяли под руку тело и вынесли его.

- Что за дерьмо? – каждое слово Максим проговорил настолько четко и громко, что никто не стал притворяться, что не слышал.

- Объясните мне, что за дерьмо здесь происходит? – Максим, наконец, поднял взгляд и посмотрел на окружающих. Взгляд его, как он надеялся, говорил: «Вы все конченые психопаты!»

Молчание угнетало. Максим встал на ватных ногах, вышел за дверь, сопровождаемый двадцатью, наверное, парой глаз. Сразу за порогом его вырвало. Пульсирующая в голове боль сводила с ума. Надо уезжать отсюда, уезжать, пока не поздно, подумал он.

Максим сел в машину, завел ее, выехал на главную улицу и помчался, набирая скорость: 20… 50… 90 километров в час. На секунду он подумал, что неизбежно врежется во что-нибудь и разобьется, но быстро отмел эту мысль: дорога шла прямо. Можно доехать до самого конца леса, это километров десять-двенадцать, а там остановиться на обочине в поле и лечь спать.

Ему показалось, что он выехал из города, из злополучного пузыря забытья, в котором он неизбежно постарел бы и покосился, как все, что там находилось, некогда красивое и величественное. На всю дорогу Максим думал потратить не больше четверти часа, и, наверняка, так и было – он гнал через лес, не останавливаясь. Но в середине этой четверти часа летний день сменился ночью.

Максим ударил по тормозам, и его снова бросило на руль, второй раз за последний час. Он вышел из машины, и походил вокруг нее, сознание в его голове болталось то вправо, то влево, настоящий ребенок в моторке во время шторма. Ночь действительно сменила день внезапно, как проходит химическая реакция по смене цвета жидкости в колбе, раз – и все.

Он спешно забрался в машину, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки и продолжил движение уже не спеша. Пот стекал по нему, настоящие весенние ручьи после зимы.

На выезде из леса его ждал покосившийся ржавый знак «Высоково» вместо поля. Максим даже не удивился, только вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев. Он доехал до бара в центре, но его закрыли, видимо, ночью здесь не бывало посетителей.

Максим по памяти доехал до дома своей бабки и лег спать, не осматриваясь. Он видел странные сны: пиво говорило с ним человеческими голосами, они обращались к нему «муха» и радовались, что он теперь с ними. В маленькое окошко били жгучие лучи, Максим проснулся в насквозь пропитавшейся холодным потом кровати.

Дом был небольшим, три комнаты и зал соединял длинный коридор, в самом конце которого – кухня. Обои свежие, но Максима было уже не удивить. В каждой комнате на стенах висели ковры ручной работы, их спиралевидные узоры уволакивали в какой-то свой, чарующий мир, но безуспешно.

Максим подумал, что стоит вернуться в «Нектар» и поговорить с тем колхозником по душам. Он надеялся, старик придет. Выходя, Максим зашел на кухню и схватил из уродливой хрустальной вазы – пережиток прошлой эпохи – горсть конфет. Всю дорогу до бара он поглощал их одну за другой, так влюбленные опустошают коробки сладостей, скучая по своей половине.

В городе было так же пусто, Максим припарковался на том же месте, ему показалось, даже солнце светило под тем же углом. Было очевидно, куда он сядет в «Нектаре».

Максим успел только пригубить пиво, когда старик подсел к нему, он улыбнулся и подмигнул:

- А, то же, что и вчера?

- Кроме пива ничего не признаю, - буркнул Максим, а потом добавил, - его можно пить литрами.

- Не все так просто, как ты думаешь, сынок. – Старик прервался, достал из нагрудного кармана дешевые сигареты, те, пачку которых еще сверху обрывают. Максим на секунду подумал: странно, я не видел таких еще с детства, отец такие курил, «Дойна», надо же.

- А у вас, видать, целый запас… - Максим сделал паузу и кивнул на сигареты.

Стулья в дешевых забегаловках – настоящие троны для таких вот худых, иссушенных людей, которые всю жизнь собирают спелую красную черешню с собственных деревьев, чтобы продать ведро за полсотни. На нем была свежая клетчатая рубашка песочного цвета и протертый до дыр джинсовый комбинезон. Короткие мышиные волосы, казалось, сверкают серебряным.

Колхозник откинулся в своем зеленом пластиковом стуле и указал пальцем за спину Максиму, тот обернулся и затих, выравнивая общий фон в помещении. Убогий бездомный допил свою выпивку, а затем упал со стула, красное пятно крови расползалось вокруг его головы и недвусмысленно намекало на то, что старик больше не встанет, но Максим уже знал, что завтра он снова будет здесь, и снова упадет замертво.

Максим рывком развернулся и щелкнул пальцами перед лицом загипнотизированного этой волнующей, гротескной рекурсией старика.

- Как отсюда выбраться? – он опустил глаза и увидел трясущиеся руки, сжимающие холодный стакан, настоящий рыбы, бьющиеся на льду.

- Ааа, теперь-то ты понимаешь, что сигарет у меня не запас, а всего пачка. Нашел на чердаке у отца. – Он сделал глубокую затяжку и выпустил несколько колец. – Дрянь, а все равно нравится. Перестань ерзать, словно у тебя шило в заднице!

- Погодите! Стойте! Мы же с вами… - Максим осмотрел ставший безгранично тесным бар. – Мы же с вами нормальные, все в порядке!

- Это лишь глупое недоразумение этого места. Кто-то же должен страдать по-настоящему? – Не дождавшись ответа, он продолжил, слегка наклонившись к Максиму и сделав жест, означавший только «Ты, да-да, ты, слушай меня, раз сидишь передо мной», дымящаяся сигарета отдавала жаром: - Кто страдает, тот попался в эту мухоловку очень просто. Сынок, я тебя насквозь вижу, почему ты не развернулся и не уехал? Какого черта ты сбил эту девушку и остался все тем же пьяным бревном? У тебя пиво уже вместо мозгов! Ты забрал жизнь!

С последними словами старик приподнялся, взял свою кружку и выплеснул остатки в лицо Максиму.

У Максима ответов не было.

За следующий месяц он узнал еще много подробностей здешнего существования: например, каждый день бездомного скидывали в большой мусорный контейнер, что стоял позади бара. Каждый день Максим наблюдал за этим процессом, закуривал (да, он снова начал курить) одну из тех противных «Дойна», которые на вкус, как майка толстой цыганки, что просит  милостыню каждое утро у его нового дома, а потом возвращался в «Нектар» и пил до беспамятства. На следующий день он просыпался в холодном липком поту, но трезвый, правда, как мутное стеклышко.

Пару раз он пробовал выехать из города на разных машинах: свой «Патриот», «БМВ» грудастой блондинки, к которой он наведывался по утрам, «Ленд Крузер» ее мужа, список можно продолжать вечно. Важно другое: выхода не было.

На седьмой день своего пребывания в петле, так он назвал про себя случившуюся ситуацию, он пытался покончить с собой.

В Высоково не было оружейных магазинов. В лесах, полях и реках вокруг и живности-то на обед из четырех персон не хватит, нечего и говорить о охотничьем арсенале, а для самообороны оружие продавалось в участках, охрана которого так и осталась охраной.

Максим нашел у мужа блондинки раритетный барабанный револьвер, которых пруд пруди в фильмах. Гангстеры всегда держат в одной руке томную красотку с пышными формами, а в другой – такой вот револьвер.

Пуля прошла навылет, оставила в голове Максима дыру величиной с кулак, его мозги вылетели через пробитое стекло позади и с шлепком упали на пыльный асфальт.

На восьмое утро он проснулся в холодном липком поту.

За полгода он прокрутил в этом городе десятки эпизодов различного варианта развития событий: в одно утро он устроил вооруженное нападение на участок, а в другое нарядился бездомным и ходил по домам раздавать конфеты из бабкиных запасов.

Он не сходил с ума, и это доводило его до безумия, но разум очищался. Он прерывал свою жизнь, остаток дня пролетал без него, как если бы он заболел во время съемок этого увлекательного сериала, но на следующее утро жизнь возвращалась. Петля, иного слова не было.

На сто девяносто второй день заточения Максим решил второй раз навестить своего тезку. Он хорошо запомнился, один из тех, кто запоминал прожитые дни. Это был жилистый человек, лет пятидесяти, высокого роста, его нос напоминал клюв экзотической птицы, а руки были настолько уродливы, что, казалось, отдельные их части просто связали жилами в суставных сумках.

Местный «почтальон», он каждое утро рассылал всем письмо приблизительно следующего содержания:  «Дорогие граждане нашего Богом забытого места, вы проживаете этот день уже восьмой год. Конечно, никто из вас этого не понимает, но мне все равно хочется, чтобы вы прочли: одумайтесь. Все мы наказаны за грехи свои! Одумайтесь!»

Максим отлично знал, где его искать: каждый полдень, после жалоб на странные письма от горожан, полиция заковывала почтальона в наручники и сажала в изоляционную камеру.

- Знаешь, какое число составляют номер твоей камеры, участка и этого здания? – Максим оперся о стену, его трясло, он боялся упасть. – Шестерки, целых три. Как тебе, святоша?

- Пошел к черту, пьянь богохульная, - отозвался из угла почтальон, где он отсиживал остаток каждого дня, сидя на коленях в углу и склонив голову, как наказанный маленький пакостник.

- Мы уже здесь у черта. И я бросил пить, неделя прошла. – Максим сомкнул правую кисть на предплечье левой руки, буквально вцепился в нее, импровизированные наручники, только бы ограничить движения танцующих конечностей. – Глупая идея была приходить к тебе, я совсем прокис.

Максим пошел в бар, неделю назад он решил прекратить употреблять пиво в огромных объемах, он не был там только вчера – боялся не сдержаться, предыдущие дни просто сидел и боролся с желанием выпить. Сидя за столиком в углу, он чувствовал почти физически, как приятно поток алкогольной реки омывает тело и разум, но морок скоро спадал. По дороге он, как и множество дней до этого, крутил в руках мобильник, связи не было, спасения тоже. Он чувствовал себя одной из редких белых крыс среди множества серых, но это был не плюс, ведь все они оставались в одной клетке, по которой каждую ночь пропускают разряд, совершая невозможное.

Максим вошел в «Нектар» и совершил неожиданное для самого себя действие, как робот, совершающий запрограммированное в него, не осознавая этого. Плохое сравнение, лихорадочно думал он потом. Скорее, он действовал исключительно по наитию. Он сел за барную стойку, первый раз, а когда должна была наступить та роковая секунда, и губы бездомного приложились бы к стакану, он протянул руку и положил ее мужчине на плечо.

- Не пей, отец, не стоит.

Он сохранил чью-то жизнь.

Тот прервался и посмотрел на него трезвыми голубыми глазами, в них бились блики ледяного спокойствия, лицо быстро разглаживалось, грязная одежда очищалась, из черного капюшона стали видны быстрорастущие белые волосы. Максим отшатнулся, теперь перед ним сидела та самая девушка, чью жизнь он когда-то забрал. Он помотал головой в еще большем непонимании, вокруг все застыло, обездвиженное время, как муравей в янтаре.

Девушка подмигнула и растворилась в воздухе.

Максим выбежал на улицу, в неожиданно наступившую ночь.

Он не мчался, а старался ехать не спеша, смотреть по сторонам, оставаться внимательным. Лес совсем скоро должен был закончиться.

Максим верил, что на границе его ждет свобода, а не петля.

Но что там?